[ristretto-coffee]

Фандом: Голодные Игры
На заявку: Пит|Гейл. "Я бы не выбирал"
Герои: Пит, Гейл
Рейтинг: Pg
Размер: драббл

665 слов

Кажется, что всё это было дурным сном. Бомбы, смерти тысяч людей, суды, нелепые решения, принятые на пепелище прежних законов, вся эта чёртова Революция, охватившая каждого жителя Панема, оставившая след на каждой травинке и каждом камне страны. Откровенно говоря, Пит вообще не понимает, почему он-то ещё жив? И совсем уж честно говоря, он молился, чтобы его случайно пристрелили в Капитолии. Но не повезло, что уж тут ещё говорить.
С улицы, через нараспашку открытое окно, слышится уличный шум: крики людей («Эй, клади его туда, здесь и так уже слишком много трупов!», «Как жаль их, прекрасная была семья, такие весёлые всегда…», «Есть прикурить?»), громыхание повозок и ни с чем не спутываемый звук вскапывания ещё подмёрзшей после зимы земли. А ещё доносится запах. Запах пепла, сгоревших досок, оплавившихся волос и обожженных тел. Пита тошнит, но он специально не закрывает створки — так хоть что-то напоминает ему, что он ещё существует. Доктор Аурелиус явно поторопился, выпустив его из больницы, но Пит всегда умел отлично играть на публику. Ему надо было вернуться в Шлак, увидеть, что осталось от его прошлой жизни. Жизни, когда он подглядывал за Китнисс, когда пёк кексы, даже когда вернулся после Семьдесят Четвёртых Голодных Игр (тогда он ещё думал, что всё может быть хорошо).
Но Дистрикт изменился.
Пит тоже.
Он сидит перед распахнутым окном, смотрит на телеги, полные тел, и не может заставить себя дойти до соседнего дома. К Китнисс Эвердин, его вечной любви и вечному проклятью. Он вернулся лишь ради неё, он жил лишь ради неё, но… но он до сих пор боится.
Боится, что при встрече снова захочет её придушить, а рядом не будет никого.
Боится, что она не захочет его видеть.
Боится, что тешил себя ложными надеждами, и Китнисс так и продолжает играть любовь, как и в первый год.
Боится, боится… Это разрывает его на части. Поэтому Пит продолжает сидеть у распахнутого окна и наблюдать за трупами людей, которых когда-то знал. Знал ведь?
— Мелларк.
Пит даже вздрагивает от тяжёлого, густого, пропитанного еле сдерживаемым раздражением, голоса Гейла Хотторна. Пит не оборачивается и, дождавшись, пока Гейл пройдёт в комнату и остановится напротив, едва кивает в ответ. Гейл не вызывает никаких эмоций, вообще никаких, будто это всего лишь очередное тело за окном.
— Я думал, по приезду ты сразу побежишь… к ней, — Гейл отводит взгляд и облокачивается на подоконник. Убирает руки в карманы, видно не зная, чем их занять. Он выглядит измученным и побитым, как бродячая собака, где-то внутри Пита на долю секунды даже шевелится жалость.
— Как видишь, ты был не прав.
Гейл качает головой.
— Пит… я, — Гейл сбивается и молчит несколько секунд. Пит тоже молчит, рассматривает длинный тонкий шрам на его шее, обожженное пятно на скуле и жёлтый синяк под глазом. — Я не могу к ней идти.
— Не можешь, — подтверждает Пит, перемещая взгляд на забинтованную руку.
— Слушай, я очень её люблю.
— Я тоже.
— Я знаю.
Пит позволяет себя едва заметную улыбку и, наконец-то, смотрит Гейлу прямо в глаза.
— Ты сделал свой выбор. Ещё два года назад, на Жатве, когда назвали наши с ней имена.
Гейл хмурится и сильно сжимает челюсти.
— А что бы ты сделал на моём месте? У меня семья, малень...
— Я бы не выбирал, — тихо, но настойчиво перебивает его Пит. — И я просто пошёл за ней и делал всё, чтобы вытащить её живую.
— У тебя это прекрасно получилось, — горько, язвительно говорит Гейл и отворачивается к открытому окну. — Скажи ей, что мне очень жаль. Пожалуйста. Я… чёрт возьми, я не вынесу, если буду знать, что она ненавидит меня.
— Она не ненавидит.
— Ты-то откуда можешь знать? — Гейл становится в пол-оборота, но на Пита смотреть всё ещё не решается.
— Потому что я знаю Китнисс, — ответ простой, но Гейл прикрывает глаза, будто от сильной боли. — Я передам.
— Спасибо.
Гейл, не прощаясь, не пожимая руку, даже не смотря на Пита, уходит, но останавливается на пороге, словно решаясь на что-то.
— Пит, — в спинку кресла зовёт он. — На опушке леса, если пройти чуть южнее растёт несколько кустов дикой примулы.
Гейл уходит.
Из распахнутого окна продолжает тянуть сладковатым запахом горелой плоти и едва пробивающимся ароматом только-только зарождающейся ранней весны. Уже очень скоро появятся первые одуванчики.