Труднее всего человеку дается то, что дается не ему.
Фандом: Гарри Поттер
Примечание: написано на фикатон на ХогНете по заказу Sinseveriya
Герои: Драко, Луна; Бил, Флёр
Рейтинг: PG
Бета: [J]котик-енотик<br>[/J]
«Будьте внимательны к своим мыслям, они — начало поступков.»
Часть 1. Кизил.
— Драко? Драко Малфой? — он обернулся на тихий прозрачный голос и озадаченно посмотрел на стоящую рядом девушку.
В длинные светлые волосы кое-где были вплетены голубые и зелёные ленточки, а круглые блестящие глаза глядели на него с каким-то немым вопросом. Несколько долгих, липких мгновений он пытался вспомнить, кто это и где он мог её видеть. Было в ней что-то такое притягательно-приторное и ненавистное одновременно. Драко присмотрелся, скользнул взглядом по меланхоличному бледному лицу, огромным некрасивым серёжкам-кольцам и мешковатому ярко-синему платью, перетянутому на талии обычной шёлковой веревочкой. Ответ пришёл неожиданно, будто только и ждал этого момента.
— Лавгуд.
— Да, так здорово, что ты меня узнал. Я не ожидала. Теперь буду считать, что на меня обращали внимание в школе.
Драко, скривив губы, с внезапной удушающей злостью подумал, что её было тяжело не заметить: так несуразно в Хогвартсе не выглядел никто. Вспомнить хотя бы её серьги-редиски или журнал «Придира» такого же ненормального отца с мозго… шмыгами, что ли? Луна, не спросив разрешения, села на соседний стул и стала разглядывать расписной потолок с таким видом, будто пришла сюда именно для этого. Малфой, опешив от подобной наглости, уже хотел попросить освободить место в своей былой резкой манере, но отчего-то промолчал. Он потом долго не мог понять, почему не прогнал полоумную. Нелепость ситуации, крепкий чёрный чай, который он никогда не любил, маленькое кафе, построенное где-то в начале века, внезапное появление Лавгуд — всё это казалось неправильным, невозможным и потому таким чарующе реальным. Он по-детски уткнулся носом в ладонь, почувствовав запах дорогого табака, который иногда курил, и исподтишка ещё раз глянул на Луну.
Сейчас он с неожиданной, ненужной ему ясностью осознал, что она ничуть не изменилась со школы, ни капельки, и лишь его грубые, порой топорные попытки забыть семь лет жизни в Хогвартсе помогли не сразу вспомнить её имя.
С оглушительным рёвом накатила волна чётких, гранёных воспоминаний — поезд, знакомство с Поттером, Уизли, Грейнджер, Дамблдор… Лица, аудитории, ситуации всплывали одно за другим, словно соревнуясь, кто быстрее и как можно больнее напомнит о себе. Глубокий вдох — и «прогулка» с Поттером в Запретный лес. Выдох. Пронзительный вдох — и Амбридж прикалывает значок Инспекционной дружины. Выдох. Короткий вдох — и поручение Лорда, заколдованное ожерелье. Выдох. Полустёртый вдох — Выручай-комната, Астрономическая башня. И в лёгких воздуха больше нет. Судорожный вдох. Карусель эмоций захватывала в бушующий, леденящий водоворот событий, возвращая назад, в то время, которого, чёрт возьми, не было. Два долгих, мучительных года после выпуска он старался забыть. Просто сделать вид, что всё, что с ним произошло, — дрёма, чья-то жуткая, неудачная шутка, не более. Удалось не сразу. Получилось слишком больно и зыбко.
Иногда он встречал каких-то людей со смутно-знакомыми, пластилиновыми лицами, будто из далёкого кукольного сна, иногда эти лица даже кивали или улыбались своими мягкими, постоянно меняющими форму губами, стремясь поймать его ответный взгляд.
Но почему-то лишь вид полоумной Лавгуд собрал воедино блёклую, пульсирующую мозаику из фигур, комнат и оглушающей ненависти.
— Если ты пересядешь чуть правее, то твои волосы станут золотыми.
— Что? — голос получился хриплый и глухой, режущий слух.
— Ну, волосы. Если на них падает солнечный свет, то они становятся золотистыми. Очень красиво.
Она говорила всё это таким голосом, будто сейчас улетит в небо, — тихим, с придыханием; голосом, который казался хоть и шероховатым, но в то же время нежно-дурманящим. Драко неосознанно передвинулся на стуле, наблюдая за реакцией Луны.
Она улыбнулась.
Ей чертовски это не шло.
Её образ сразу терял свою воздушную привлекательность и таинственную, неясную, но такую притягательную незаконченность; она становилась слишком обычной и живой. А живые люди зачастую выглядят отвратительно завершёнными.
— Ты почти не изменился. Мне кажется, я давно тебя не видела.
— Наверное. Мы с родителями уехали из Англии.
— Из-за пособничества Тёмному Лорду?
Драко шумно сглотнул.
— Нет.
— Понятно.
Это кроткое «понятно» резануло Драко так сильно, будто Луна наставила на него палочку и сказала своим неземным голосом «Круцио». Тёмная, до сих пор не остывшая неприязнь, вперемешку с грустью и злобой, медленно начала растекаться по телу от самых кончиков ногтей. И всё из-за одного слова, сказанного полоумной девицей, которую и в серьёз-то никто никогда не воспринимал.
— Да что тебе может быть понятно, Лавгуд?
Уголок её губ дернулся, словно она снова хотела улыбнуться, но почему-то передумала. Указательным пальцем начала обводить узор на скатерти, сбилась, начала заново. И молчала. Руки у неё были маленькие, с длинными пальцами и, на удивление, сбитыми костяшками.
— Лавгуд!
— А? Что? — она оторвалась от своего незатейливого занятия и удивленно посмотрела на Малфоя. Так, будто только что его увидела.
— Ненормальная, — пробормотал Драко, до сих пор не понимая, почему же тогда всё ещё сидит за этим маленьким столом рядом с человеком, которого всегда презирал.
Луна, видно не расслышав, вдруг крепко сжала его ладонь и тихо произнесла:
— Я сейчас иду к Уизли, они пригласили меня к себе на Хэллоуин. Это было так мило с их стороны, что они не забыли про меня.
— Мне стоит тебя поздравить?
Драко скривился. Уизли. Звонкие, шипящие, ненавистные буквы, они вызвали в душе томительную, горячую волну озлобленности.
За окном набежали тёмно-серые, матовые, угнетающие тучи, и вот-вот должен был пойти дождь. Драко почти видел, как большие капли с оглушительным звоном падают на ещё влажную с прошлой грозы землю; мотнул головой, отгоняя наваждение. Луна, чуть приоткрыв рот, заплетала в косичку маленькую прядку волос. Драко достал сигарету, прикурил от обычных маггловских спичек и сразу же отложил — терпкий запах табака нравился ему куда больше, чем само курение. Дым, закручиваясь в кольца, тоненькой струйкой поднимался к потолку, распространяя тяжёлый приторный запах вишни. Полоумная, перестав крутить волосы, с потешным удивлением начала следить за серебристым смогом. Протянула руку, но прикоснуться, наверное, испугалась и теперь просто щупала воздух на некотором расстоянии. И не моргала. Шумно вдохнула — дымок чутко дёрнулся ей навстречу, изменяя привычную траекторию.
— Вкусно, — с томным придыханием протянула она. — Пойдём со мной. Все будут рады тебя видеть.
За окном громыхнуло, и не прошло и секунды, как полил дождь.
Предложение Лавгуд было настолько несуразным, что в первое мгновение Драко чуть не рассмеялся. Громко-громко, вызывающе, чтобы она поняла, насколько глупа и наивна. Но отчего-то из горла не вырвалось ни звука и губы онемели в неестественной и смазанной полуулыбке. А по телу прокатилась ностальгически-сладкая дрожь.
— Идём.
Даже само звучание этого слова было абсурдным. Но отказываться было поздно, тем более что Луна уже легко вскочила со стула и чуть склонила голову, будто говоря: «Ну что же ты тогда стоишь? Давай быстрее!». Кинув горсть монет на стол, Драко неуверенно поднялся, чувствуя, как решимость полностью покинула его. А ностальгия сменилась злобой и старой, позабытой манерной грубостью. Луна, устав ждать, схватила его за руку и потянула к выходу, невнятно напевая себе под нос. Ладонь у неё была крошечной и, на удивление, очень холодной. Стеклянной — пришло на ум неожиданно точное сравнение.
Дождь был именно таким, каким он себе его представлял — с крупными круглыми каплями, падающими так неторопливо, будто замедленные каким-то особым заклинанием. Драко глубоко вдохнул влажный густой воздух и оглянулся, ощутив, что Луна отпустила его ладонь. Она стояла посередине пустого тротуара с закрытыми глазами и раскинутыми руками — маленькая и трогательная в своём диком костюме.
— Лавгуд, тут прохладно. Может, конечно, тебе и приятно стоять под дождём, но меня эта перспектива не прельщает.
— Конечно. Пойдём.
Она чуть прищурилась, отчего большая капля воды соскользнула с длинных ресниц и прочертила дорожку вдоль щеки, задержавшись на подбородке. Она снова вложила свою ладошку в его, и они аппарировали.
Дом Уизли выглядел именно так, как и его хозяева: большой и неуклюжий, создающий впечатление разрушенности и чрезмерной бедности. Дождь усилился, застилая глаза мутной пеленой, мешая как должно разглядеть окрестности.
Драко сделал шаг и чертыхнулся — под ногами, как и следовало ожидать, была огромная чавкающая лужа грязи, тянущаяся вплоть до кривой, покосившейся калитки. Лавгуд заливисто рассмеялась, верно расценив его ругательство, и прыгнула в самую гущу коричнево-чёрного месива. Драко внезапно ухмыльнулся и последовал её примеру, сначала несмело, а потом со светящимся, глянцевым, абсолютно не свойственным ему воодушевлением. Дорогие кожаные ботинки были безвозвратно испорчены, так же как и брюки, которые почти до самого пояса испачкались липкой, вязкой массой из песка, травы и грунта.
Дождь всё усиливался, стекая с неба холодной лавиной воды. Драко не видел перед собой ничего, кроме сочного бело-голубого пятна. Пояс на платье Луны уже давно развязался, и яркое платье развевалось вокруг тела тяжёлой из-за влаги волной. Её звонкий, как хрусталь, смех, смешиваясь с окружающим рёвом природы, создавал хрупкую атмосферу нереальности, порождением больной фантазии.
Неожиданно он обнаружил, что вплотную приблизился к дому, из которого раздавался хор голосов — детские крики, хриплое ворчание, аплодисменты и хохот. Драко остановился у открытой нараспашку двери, понимая, что не имеет права войти.
— Малфой?
Драко резко поднял голову — его окликнула младшая Уизли, Джинни, кажется. В её голосе было столько ядовитого пренебрежения и скомканного, будто оставленного на потом, удивления, что он не сдержался.
— Привет, Уизли. Ваш дом действительно так беден, как выглядит, или вы маскируетесь? — старые, знакомые нотки презрения слишком быстро обрели былую уверенность, придавая сказанным словам злой окрас.
Джинни сложила руки на груди и оглядела его с ног до головы.
— Я не буду спрашивать, как ты здесь очутился, Малфой. Просто убирайся вон из моего дома, не хочу, чтобы ты испортил нам праздник своей грязью. — Она развернулась на каблуках и ушла, взмахнув длинными волосами, будто ничего не произошло, будто он — пустое место.
Стало тошно.
Два невыносимо-мучительных года он делал всё невозможное, чтобы выбросить из головы их всех. Тех, кто испортил ему жизнь, кто день ото дня все семь лет учёбы в Хогвартсе своим существованием пытался доказать ложь и аморальность его бытия.
Всё всегда губили его необдуманные порывы — быстрее сделать, подумать можно и потом! Это всегда его подводило. И сейчас, наплевав на свои мучительные усилия, позабыв о липких ночных кошмарах, он повёлся на безумное предложение полоумной Лавгуд.
А в самом тёмном уголке подсознания уже несколько лет яростно билась маленькая, незаметная в своей простоте и заурядности мысль — жалость и желание всё исправить. Перелистнуть и переписать.
Луна стояла на поляне, молча дожидаясь его в съехавшем с одного плеча платье и зачем-то снятыми грязными туфлями в руке. Драко медленно подошёл к ней. И в паре шагов от неё к нему с одуряющей ясностью пришло понимание его сегодняшнего поступка. Лавгуд со своей явной нелепостью, ошибочностью суждений, странным доверием, верой в свой мир и мечтательностью была безупречным воплощением его прошлого мира. Того, который он так старательно пытался вычеркнуть. Того, которого не было. В котором было (не было!)столько лжи самому себе и окружающим, ненависти и боли, и недопонимания, что хотелось кричать. Даже сейчас.
До дрожи захотелось прикоснуться к той почти позабытой реальности, чтобы окончательно от неё избавиться, стереть из памяти. Драко резко подался вперед и прикоснулся губами к губам Луны. Они были влажными, почему-то солёными и дурманяще мягкими. Нахлынувшие чувства на несколько мгновений унесли его в прошлую иллюзорную, не придуманную вселенную. Которая действительно когда-то была.
Он отстранился и заглянул в голубые глаза, в которых не было страха или удивления, а лишь чуткое понимание, которое резало хлеще любого заклинания.
— Говорят, в Хэллоуин случается много волшебства, — она сказала это, еле шевеля губами, так, что Драко пришлось напрячься, чтобы услышать её. — Нужно просто верить.
Кода смысл фразы окончательно дошёл до него, он чуть улыбнулся и медленно, спиной, начал отступать от неё. Зная точно, что теперь забыть школу будет легко. В памяти останутся лишь тонкие, как паутина, волосы, перевязанные разноцветными лентами, подрагивающий рот и отпечаток безграничной грусти на прозрачном лице.
***
«Мир такой-то и такой-то только потому, что мы сказали себе, что он такой.» К. Кастанеда.
Часть 2. Вишня
— Знаешь, Флёр, говорят, на Хэллоуин случается много волшебства, — внезапно шепчет Билл, касаясь губами твоего уха. Становится щекотно, и по спине пробегают мурашки.
— Это всё бабушкины сказки, — отмахиваешься ты, плотнее кутаясь в белоснежную шаль.
— Проверим?
Для тебя Хэллоуин всегда ассоциировался со страшными историями о кровавых убийствах и злых духах, восстающих из могил, но никак не с добрыми феями, исполняющими самые заветные желания. Поэтому сейчас ты подозрительно смотришь на Билла, пытаясь понять, шутит он или действительно верит в то, что говорит.
— Давай, — наконец решаешься ты, вкладывая ему в руку свою ладошку.
В доме Уизли шумно, празднование Дня Всех Святых в самом разгаре, не хватает лишь каледующих детей, которым ты так любила раздавать в детстве сладости, — Нора стоит слишком обособленно от деревушки. Билл загадочно улыбается и тянет тебя сквозь танцующую толпу к выходу. Ты мельком замечаешь, как Джинни отчитывает за что-то Гарри, а чуть дальше — светловолосую девушку, которая в одиночестве кружится по комнате в ярко-голубом платье. Но потом переводишь взгляд на мужа и уже не можешь оторваться от его глаз.
Ты выходишь из дома и в тот же миг вспоминаешь, что несколько часов назад на улице прошёл ливень и наверняка внутренний двор превратился в грязное месиво. Пытаешь отскочить в сторону, но слишком поздно — лужа уже приближается, будто в замедленной съемке. Ты жмуришься и внезапно чувствуешь, как Билл подхватывает тебя на руки. Ты уверена, что это он, нет, не из-за того, что поблизости больше никого нет, просто только от твоего мужа пахнет вишнями и хвоей. И только у него в объятьях ты ощущаешь себя абсолютно защищённой.
Желания открыть глаза совершенно нет — тебе приятно просто лежать на руках у Билла, прижиматься ухом к его груди и слушать, как гулко и размеренно бьётся его сердце, вдыхать уже ставшие родными запахи. И тебе абсолютно всё равно, куда он тебя несёт, главное, что он рядом.
— Ты слышала сказку про то, как фея помогла двум влюблённым в Хэллоуинскую ночь? — через некоторое время Билл задумчиво нарушает молчание.
Ты приподнимаешь голову и, глядя на него снизу вверх, качаешь головой. Вы уже довольно далеко отошли от дома и приближаетесь к лесу, откуда потянуло холодом и влажностью.
— И чему тебя только учили, — усмехается он, а потом, прищурившись, продолжает: — Это произошло очень давно, когда ещё не было Министерства Магии и за волшебниками практически никто не следил. В редких случаях удавалось поймать преступника и наказать его по всем правилам. Так вот, в деревушке, которая назвалась… — он замолкает, а ты перестаёшь дышать, ожидая, что он скажет дальше. — Впрочем, совершенно не важно, как она называлась. Главное то, что в ней проживал один молодой человек. Так вышло, что в семье, всегда кичившейся своей чистокровностью, он уродился сквибом. Всё его детство было омрачено попытками старших «вбить в него магию», но ничего не выходило. Тогда родители решили просто забыть о ребёнке, будто его и не было, и он остался один. Совсем один, Флёр, понимаешь?
Ты киваешь. Хотя, конечно же, врёшь, ты не осознаешь этого полностью — всю твою жизнь вокруг крутилось столько людей, что многие уже просто забылись под тяжестью более значимых воспоминаний. Но тебе кажется, ты знаешь, о чём именно хочет сказать Билл.
— Но, на удивление, этот мальчик вырос с поразительно добрым и храбрым сердцем, каких не видел ещё свет. Как ты думаешь, что с ним было дальше?
Вокруг вас вяло и сонно шепчется лес, а воздух наполнен самыми разными ароматами. Ты наблюдаешь за быстро проплывающими над вами тёмно-серыми тучами, которые иногда замедляются, цепляясь за верхушки деревьев. Улыбаешься, уже точно зная ответ:
— Он влюбился?
— Конечно. — Билл смотрит на тебя, и ты чувствуешь, что если бы он смог, то прижал бы тебя ещё сильнее. — Он влюбился в самую прекрасную девушку, чья красота была известна на весь мир. Но что он мог ей предложить? К сожалению, ничего, но, желая хотя бы издалека наслаждаться ею, он стал следить за ней с раннего утра и до позднего вечера, мечтая когда-нибудь услужить ей. И такой шанс вскоре ему представился. Её украли… Среди белого дня, однако наш герой, не побоявшись, последовал за преступниками в их логово, чтобы спасти любимую. История умалчивает, что случилось дальше, но он выручил из беды девушку, поплатившись за это изуродованным лицом. Красавица, поражённая храбростью молодого человека, незаметно для себя влюбилась в него. А он долго не мог поверить в то, что она хочет быть с ним, стесняясь своего лица и положения в обществе, — Билл чуть запинается, но быстро продолжает, словно для того, чтобы не дать тебе сказать. — Как-то раз её отец застал влюблённых и поклялся, что если ещё хоть раз увидит их вместе, то убьёт обоих. Молодые люди не отчаивались и однажды узнали, что можно загадать желание фее, если удастся встретить её в Хэллоуинскую ночь и верно ответить на вопрос. Понимая, что это их единственный шанс быть вместе, они отправились в волшебный лес в поисках своей единственной надежды. Рассказывают, что там им пришлось преодолеть страшные ловушки и опасности, но они выдержали всё — любовь хранила их. И тогда появилась лесная фея и загадала им загадку: «Легче пёрышка, но в руке не удержать». Задумались влюблённые и долго не могли разгадать… А близился рассвет, времени оставалось всё меньше и меньше… В порыве отчаяния красавица бросилась в объятия друга, прошептав, что любит его больше всего на свете. И тогда он понял разгадку: «Дыхание». Фея, улыбнувшись, кивнула и исполнила их заветное желание.
— C'est charmant, — шепчешь ты, незаметно переходя на французский. — Но какое же желание исполнила фея?
— А это не известно.
— Почему?
— Потому что для каждого оно своё, — тихо говорит Билл, и глаза его странно блестят.
Внезапно ты понимаешь весь смысл истории, странный порыв Билла отвести тебя в лес и, главное, его желание.
— Стой.
Он непонимающе на тебя смотрит, но продолжает идти вперёд. Тогда ты пытаешься вырваться из его рук, на мгновение забывая, насколько он сильный. Но Билл уже остановился и выпустил тебя из кольца тёплых объятий. Вокруг слишком мрачно — лунный свет еле-еле пробивается сквозь сросшиеся ветви исполинских деревьев.
— Что такое, Флёр?
— Я поня’а, ‘уда ты ме’я ведёшь. Не на’о.
Как всегда, когда нервничаешь, начинаешь проглатывать слова, отчего становится стыдно. Билл хмурится и складывает руки на груди, глядя на тебя с вызовом.
— Не надо, Билл. Ты… Я люблю тебя таким, какой ты есть. Ты для меня самый красивый на свете и другого я не хочу, пойми это, mon amour. Зачем тебе верить в какие-то сказки, когда можно просто поверить в меня, в нас, в нашего ребёнка…
Ты замолкаешь и испуганно смотришь на мужа. А потом начинаешь громко хохотать над его ошеломлённым видом. Наконец он неуверенно улыбается и начинает смеяться вместе с тобой; с деревьев испуганно взлетают птицы, а сова, сидящая на соседнем дереве, укоризненно ухает и скрывается в темноте.
— Почему же ты не сказала это раньше, а? — он подходит близко-близко, и ты понимаешь, как холодно и пусто было до этого. Хочется прижаться к нему и никогда не отпускать.
Ты пожимаешь плечами и чувствуешь, что нестерпимо хочется плакать. Билл мягко улыбается и целует тебя.
Когда через миллион секунд вы отрываетесь друг от друга, то вокруг вас плотное серебристое свечение.
— Смотри, — Билл кивает в скопление света, в котором уже можно различить маленькую фею, каких рисуют в детских книжках. — Я же говорил, что волшебство бывает.
Ты глупо улыбаешься.
Примечание: написано на фикатон на ХогНете по заказу Sinseveriya
Герои: Драко, Луна; Бил, Флёр
Рейтинг: PG
Бета: [J]котик-енотик<br>[/J]
«Будьте внимательны к своим мыслям, они — начало поступков.»
Часть 1. Кизил.
— Драко? Драко Малфой? — он обернулся на тихий прозрачный голос и озадаченно посмотрел на стоящую рядом девушку.
В длинные светлые волосы кое-где были вплетены голубые и зелёные ленточки, а круглые блестящие глаза глядели на него с каким-то немым вопросом. Несколько долгих, липких мгновений он пытался вспомнить, кто это и где он мог её видеть. Было в ней что-то такое притягательно-приторное и ненавистное одновременно. Драко присмотрелся, скользнул взглядом по меланхоличному бледному лицу, огромным некрасивым серёжкам-кольцам и мешковатому ярко-синему платью, перетянутому на талии обычной шёлковой веревочкой. Ответ пришёл неожиданно, будто только и ждал этого момента.
— Лавгуд.
— Да, так здорово, что ты меня узнал. Я не ожидала. Теперь буду считать, что на меня обращали внимание в школе.
Драко, скривив губы, с внезапной удушающей злостью подумал, что её было тяжело не заметить: так несуразно в Хогвартсе не выглядел никто. Вспомнить хотя бы её серьги-редиски или журнал «Придира» такого же ненормального отца с мозго… шмыгами, что ли? Луна, не спросив разрешения, села на соседний стул и стала разглядывать расписной потолок с таким видом, будто пришла сюда именно для этого. Малфой, опешив от подобной наглости, уже хотел попросить освободить место в своей былой резкой манере, но отчего-то промолчал. Он потом долго не мог понять, почему не прогнал полоумную. Нелепость ситуации, крепкий чёрный чай, который он никогда не любил, маленькое кафе, построенное где-то в начале века, внезапное появление Лавгуд — всё это казалось неправильным, невозможным и потому таким чарующе реальным. Он по-детски уткнулся носом в ладонь, почувствовав запах дорогого табака, который иногда курил, и исподтишка ещё раз глянул на Луну.
Сейчас он с неожиданной, ненужной ему ясностью осознал, что она ничуть не изменилась со школы, ни капельки, и лишь его грубые, порой топорные попытки забыть семь лет жизни в Хогвартсе помогли не сразу вспомнить её имя.
С оглушительным рёвом накатила волна чётких, гранёных воспоминаний — поезд, знакомство с Поттером, Уизли, Грейнджер, Дамблдор… Лица, аудитории, ситуации всплывали одно за другим, словно соревнуясь, кто быстрее и как можно больнее напомнит о себе. Глубокий вдох — и «прогулка» с Поттером в Запретный лес. Выдох. Пронзительный вдох — и Амбридж прикалывает значок Инспекционной дружины. Выдох. Короткий вдох — и поручение Лорда, заколдованное ожерелье. Выдох. Полустёртый вдох — Выручай-комната, Астрономическая башня. И в лёгких воздуха больше нет. Судорожный вдох. Карусель эмоций захватывала в бушующий, леденящий водоворот событий, возвращая назад, в то время, которого, чёрт возьми, не было. Два долгих, мучительных года после выпуска он старался забыть. Просто сделать вид, что всё, что с ним произошло, — дрёма, чья-то жуткая, неудачная шутка, не более. Удалось не сразу. Получилось слишком больно и зыбко.
Иногда он встречал каких-то людей со смутно-знакомыми, пластилиновыми лицами, будто из далёкого кукольного сна, иногда эти лица даже кивали или улыбались своими мягкими, постоянно меняющими форму губами, стремясь поймать его ответный взгляд.
Но почему-то лишь вид полоумной Лавгуд собрал воедино блёклую, пульсирующую мозаику из фигур, комнат и оглушающей ненависти.
— Если ты пересядешь чуть правее, то твои волосы станут золотыми.
— Что? — голос получился хриплый и глухой, режущий слух.
— Ну, волосы. Если на них падает солнечный свет, то они становятся золотистыми. Очень красиво.
Она говорила всё это таким голосом, будто сейчас улетит в небо, — тихим, с придыханием; голосом, который казался хоть и шероховатым, но в то же время нежно-дурманящим. Драко неосознанно передвинулся на стуле, наблюдая за реакцией Луны.
Она улыбнулась.
Ей чертовски это не шло.
Её образ сразу терял свою воздушную привлекательность и таинственную, неясную, но такую притягательную незаконченность; она становилась слишком обычной и живой. А живые люди зачастую выглядят отвратительно завершёнными.
— Ты почти не изменился. Мне кажется, я давно тебя не видела.
— Наверное. Мы с родителями уехали из Англии.
— Из-за пособничества Тёмному Лорду?
Драко шумно сглотнул.
— Нет.
— Понятно.
Это кроткое «понятно» резануло Драко так сильно, будто Луна наставила на него палочку и сказала своим неземным голосом «Круцио». Тёмная, до сих пор не остывшая неприязнь, вперемешку с грустью и злобой, медленно начала растекаться по телу от самых кончиков ногтей. И всё из-за одного слова, сказанного полоумной девицей, которую и в серьёз-то никто никогда не воспринимал.
— Да что тебе может быть понятно, Лавгуд?
Уголок её губ дернулся, словно она снова хотела улыбнуться, но почему-то передумала. Указательным пальцем начала обводить узор на скатерти, сбилась, начала заново. И молчала. Руки у неё были маленькие, с длинными пальцами и, на удивление, сбитыми костяшками.
— Лавгуд!
— А? Что? — она оторвалась от своего незатейливого занятия и удивленно посмотрела на Малфоя. Так, будто только что его увидела.
— Ненормальная, — пробормотал Драко, до сих пор не понимая, почему же тогда всё ещё сидит за этим маленьким столом рядом с человеком, которого всегда презирал.
Луна, видно не расслышав, вдруг крепко сжала его ладонь и тихо произнесла:
— Я сейчас иду к Уизли, они пригласили меня к себе на Хэллоуин. Это было так мило с их стороны, что они не забыли про меня.
— Мне стоит тебя поздравить?
Драко скривился. Уизли. Звонкие, шипящие, ненавистные буквы, они вызвали в душе томительную, горячую волну озлобленности.
За окном набежали тёмно-серые, матовые, угнетающие тучи, и вот-вот должен был пойти дождь. Драко почти видел, как большие капли с оглушительным звоном падают на ещё влажную с прошлой грозы землю; мотнул головой, отгоняя наваждение. Луна, чуть приоткрыв рот, заплетала в косичку маленькую прядку волос. Драко достал сигарету, прикурил от обычных маггловских спичек и сразу же отложил — терпкий запах табака нравился ему куда больше, чем само курение. Дым, закручиваясь в кольца, тоненькой струйкой поднимался к потолку, распространяя тяжёлый приторный запах вишни. Полоумная, перестав крутить волосы, с потешным удивлением начала следить за серебристым смогом. Протянула руку, но прикоснуться, наверное, испугалась и теперь просто щупала воздух на некотором расстоянии. И не моргала. Шумно вдохнула — дымок чутко дёрнулся ей навстречу, изменяя привычную траекторию.
— Вкусно, — с томным придыханием протянула она. — Пойдём со мной. Все будут рады тебя видеть.
За окном громыхнуло, и не прошло и секунды, как полил дождь.
Предложение Лавгуд было настолько несуразным, что в первое мгновение Драко чуть не рассмеялся. Громко-громко, вызывающе, чтобы она поняла, насколько глупа и наивна. Но отчего-то из горла не вырвалось ни звука и губы онемели в неестественной и смазанной полуулыбке. А по телу прокатилась ностальгически-сладкая дрожь.
— Идём.
Даже само звучание этого слова было абсурдным. Но отказываться было поздно, тем более что Луна уже легко вскочила со стула и чуть склонила голову, будто говоря: «Ну что же ты тогда стоишь? Давай быстрее!». Кинув горсть монет на стол, Драко неуверенно поднялся, чувствуя, как решимость полностью покинула его. А ностальгия сменилась злобой и старой, позабытой манерной грубостью. Луна, устав ждать, схватила его за руку и потянула к выходу, невнятно напевая себе под нос. Ладонь у неё была крошечной и, на удивление, очень холодной. Стеклянной — пришло на ум неожиданно точное сравнение.
Дождь был именно таким, каким он себе его представлял — с крупными круглыми каплями, падающими так неторопливо, будто замедленные каким-то особым заклинанием. Драко глубоко вдохнул влажный густой воздух и оглянулся, ощутив, что Луна отпустила его ладонь. Она стояла посередине пустого тротуара с закрытыми глазами и раскинутыми руками — маленькая и трогательная в своём диком костюме.
— Лавгуд, тут прохладно. Может, конечно, тебе и приятно стоять под дождём, но меня эта перспектива не прельщает.
— Конечно. Пойдём.
Она чуть прищурилась, отчего большая капля воды соскользнула с длинных ресниц и прочертила дорожку вдоль щеки, задержавшись на подбородке. Она снова вложила свою ладошку в его, и они аппарировали.
Дом Уизли выглядел именно так, как и его хозяева: большой и неуклюжий, создающий впечатление разрушенности и чрезмерной бедности. Дождь усилился, застилая глаза мутной пеленой, мешая как должно разглядеть окрестности.
Драко сделал шаг и чертыхнулся — под ногами, как и следовало ожидать, была огромная чавкающая лужа грязи, тянущаяся вплоть до кривой, покосившейся калитки. Лавгуд заливисто рассмеялась, верно расценив его ругательство, и прыгнула в самую гущу коричнево-чёрного месива. Драко внезапно ухмыльнулся и последовал её примеру, сначала несмело, а потом со светящимся, глянцевым, абсолютно не свойственным ему воодушевлением. Дорогие кожаные ботинки были безвозвратно испорчены, так же как и брюки, которые почти до самого пояса испачкались липкой, вязкой массой из песка, травы и грунта.
Дождь всё усиливался, стекая с неба холодной лавиной воды. Драко не видел перед собой ничего, кроме сочного бело-голубого пятна. Пояс на платье Луны уже давно развязался, и яркое платье развевалось вокруг тела тяжёлой из-за влаги волной. Её звонкий, как хрусталь, смех, смешиваясь с окружающим рёвом природы, создавал хрупкую атмосферу нереальности, порождением больной фантазии.
Неожиданно он обнаружил, что вплотную приблизился к дому, из которого раздавался хор голосов — детские крики, хриплое ворчание, аплодисменты и хохот. Драко остановился у открытой нараспашку двери, понимая, что не имеет права войти.
— Малфой?
Драко резко поднял голову — его окликнула младшая Уизли, Джинни, кажется. В её голосе было столько ядовитого пренебрежения и скомканного, будто оставленного на потом, удивления, что он не сдержался.
— Привет, Уизли. Ваш дом действительно так беден, как выглядит, или вы маскируетесь? — старые, знакомые нотки презрения слишком быстро обрели былую уверенность, придавая сказанным словам злой окрас.
Джинни сложила руки на груди и оглядела его с ног до головы.
— Я не буду спрашивать, как ты здесь очутился, Малфой. Просто убирайся вон из моего дома, не хочу, чтобы ты испортил нам праздник своей грязью. — Она развернулась на каблуках и ушла, взмахнув длинными волосами, будто ничего не произошло, будто он — пустое место.
Стало тошно.
Два невыносимо-мучительных года он делал всё невозможное, чтобы выбросить из головы их всех. Тех, кто испортил ему жизнь, кто день ото дня все семь лет учёбы в Хогвартсе своим существованием пытался доказать ложь и аморальность его бытия.
Всё всегда губили его необдуманные порывы — быстрее сделать, подумать можно и потом! Это всегда его подводило. И сейчас, наплевав на свои мучительные усилия, позабыв о липких ночных кошмарах, он повёлся на безумное предложение полоумной Лавгуд.
А в самом тёмном уголке подсознания уже несколько лет яростно билась маленькая, незаметная в своей простоте и заурядности мысль — жалость и желание всё исправить. Перелистнуть и переписать.
Луна стояла на поляне, молча дожидаясь его в съехавшем с одного плеча платье и зачем-то снятыми грязными туфлями в руке. Драко медленно подошёл к ней. И в паре шагов от неё к нему с одуряющей ясностью пришло понимание его сегодняшнего поступка. Лавгуд со своей явной нелепостью, ошибочностью суждений, странным доверием, верой в свой мир и мечтательностью была безупречным воплощением его прошлого мира. Того, который он так старательно пытался вычеркнуть. Того, которого не было. В котором было (не было!)столько лжи самому себе и окружающим, ненависти и боли, и недопонимания, что хотелось кричать. Даже сейчас.
До дрожи захотелось прикоснуться к той почти позабытой реальности, чтобы окончательно от неё избавиться, стереть из памяти. Драко резко подался вперед и прикоснулся губами к губам Луны. Они были влажными, почему-то солёными и дурманяще мягкими. Нахлынувшие чувства на несколько мгновений унесли его в прошлую иллюзорную, не придуманную вселенную. Которая действительно когда-то была.
Он отстранился и заглянул в голубые глаза, в которых не было страха или удивления, а лишь чуткое понимание, которое резало хлеще любого заклинания.
— Говорят, в Хэллоуин случается много волшебства, — она сказала это, еле шевеля губами, так, что Драко пришлось напрячься, чтобы услышать её. — Нужно просто верить.
Кода смысл фразы окончательно дошёл до него, он чуть улыбнулся и медленно, спиной, начал отступать от неё. Зная точно, что теперь забыть школу будет легко. В памяти останутся лишь тонкие, как паутина, волосы, перевязанные разноцветными лентами, подрагивающий рот и отпечаток безграничной грусти на прозрачном лице.
***
«Мир такой-то и такой-то только потому, что мы сказали себе, что он такой.» К. Кастанеда.
Часть 2. Вишня
— Знаешь, Флёр, говорят, на Хэллоуин случается много волшебства, — внезапно шепчет Билл, касаясь губами твоего уха. Становится щекотно, и по спине пробегают мурашки.
— Это всё бабушкины сказки, — отмахиваешься ты, плотнее кутаясь в белоснежную шаль.
— Проверим?
Для тебя Хэллоуин всегда ассоциировался со страшными историями о кровавых убийствах и злых духах, восстающих из могил, но никак не с добрыми феями, исполняющими самые заветные желания. Поэтому сейчас ты подозрительно смотришь на Билла, пытаясь понять, шутит он или действительно верит в то, что говорит.
— Давай, — наконец решаешься ты, вкладывая ему в руку свою ладошку.
В доме Уизли шумно, празднование Дня Всех Святых в самом разгаре, не хватает лишь каледующих детей, которым ты так любила раздавать в детстве сладости, — Нора стоит слишком обособленно от деревушки. Билл загадочно улыбается и тянет тебя сквозь танцующую толпу к выходу. Ты мельком замечаешь, как Джинни отчитывает за что-то Гарри, а чуть дальше — светловолосую девушку, которая в одиночестве кружится по комнате в ярко-голубом платье. Но потом переводишь взгляд на мужа и уже не можешь оторваться от его глаз.
Ты выходишь из дома и в тот же миг вспоминаешь, что несколько часов назад на улице прошёл ливень и наверняка внутренний двор превратился в грязное месиво. Пытаешь отскочить в сторону, но слишком поздно — лужа уже приближается, будто в замедленной съемке. Ты жмуришься и внезапно чувствуешь, как Билл подхватывает тебя на руки. Ты уверена, что это он, нет, не из-за того, что поблизости больше никого нет, просто только от твоего мужа пахнет вишнями и хвоей. И только у него в объятьях ты ощущаешь себя абсолютно защищённой.
Желания открыть глаза совершенно нет — тебе приятно просто лежать на руках у Билла, прижиматься ухом к его груди и слушать, как гулко и размеренно бьётся его сердце, вдыхать уже ставшие родными запахи. И тебе абсолютно всё равно, куда он тебя несёт, главное, что он рядом.
— Ты слышала сказку про то, как фея помогла двум влюблённым в Хэллоуинскую ночь? — через некоторое время Билл задумчиво нарушает молчание.
Ты приподнимаешь голову и, глядя на него снизу вверх, качаешь головой. Вы уже довольно далеко отошли от дома и приближаетесь к лесу, откуда потянуло холодом и влажностью.
— И чему тебя только учили, — усмехается он, а потом, прищурившись, продолжает: — Это произошло очень давно, когда ещё не было Министерства Магии и за волшебниками практически никто не следил. В редких случаях удавалось поймать преступника и наказать его по всем правилам. Так вот, в деревушке, которая назвалась… — он замолкает, а ты перестаёшь дышать, ожидая, что он скажет дальше. — Впрочем, совершенно не важно, как она называлась. Главное то, что в ней проживал один молодой человек. Так вышло, что в семье, всегда кичившейся своей чистокровностью, он уродился сквибом. Всё его детство было омрачено попытками старших «вбить в него магию», но ничего не выходило. Тогда родители решили просто забыть о ребёнке, будто его и не было, и он остался один. Совсем один, Флёр, понимаешь?
Ты киваешь. Хотя, конечно же, врёшь, ты не осознаешь этого полностью — всю твою жизнь вокруг крутилось столько людей, что многие уже просто забылись под тяжестью более значимых воспоминаний. Но тебе кажется, ты знаешь, о чём именно хочет сказать Билл.
— Но, на удивление, этот мальчик вырос с поразительно добрым и храбрым сердцем, каких не видел ещё свет. Как ты думаешь, что с ним было дальше?
Вокруг вас вяло и сонно шепчется лес, а воздух наполнен самыми разными ароматами. Ты наблюдаешь за быстро проплывающими над вами тёмно-серыми тучами, которые иногда замедляются, цепляясь за верхушки деревьев. Улыбаешься, уже точно зная ответ:
— Он влюбился?
— Конечно. — Билл смотрит на тебя, и ты чувствуешь, что если бы он смог, то прижал бы тебя ещё сильнее. — Он влюбился в самую прекрасную девушку, чья красота была известна на весь мир. Но что он мог ей предложить? К сожалению, ничего, но, желая хотя бы издалека наслаждаться ею, он стал следить за ней с раннего утра и до позднего вечера, мечтая когда-нибудь услужить ей. И такой шанс вскоре ему представился. Её украли… Среди белого дня, однако наш герой, не побоявшись, последовал за преступниками в их логово, чтобы спасти любимую. История умалчивает, что случилось дальше, но он выручил из беды девушку, поплатившись за это изуродованным лицом. Красавица, поражённая храбростью молодого человека, незаметно для себя влюбилась в него. А он долго не мог поверить в то, что она хочет быть с ним, стесняясь своего лица и положения в обществе, — Билл чуть запинается, но быстро продолжает, словно для того, чтобы не дать тебе сказать. — Как-то раз её отец застал влюблённых и поклялся, что если ещё хоть раз увидит их вместе, то убьёт обоих. Молодые люди не отчаивались и однажды узнали, что можно загадать желание фее, если удастся встретить её в Хэллоуинскую ночь и верно ответить на вопрос. Понимая, что это их единственный шанс быть вместе, они отправились в волшебный лес в поисках своей единственной надежды. Рассказывают, что там им пришлось преодолеть страшные ловушки и опасности, но они выдержали всё — любовь хранила их. И тогда появилась лесная фея и загадала им загадку: «Легче пёрышка, но в руке не удержать». Задумались влюблённые и долго не могли разгадать… А близился рассвет, времени оставалось всё меньше и меньше… В порыве отчаяния красавица бросилась в объятия друга, прошептав, что любит его больше всего на свете. И тогда он понял разгадку: «Дыхание». Фея, улыбнувшись, кивнула и исполнила их заветное желание.
— C'est charmant, — шепчешь ты, незаметно переходя на французский. — Но какое же желание исполнила фея?
— А это не известно.
— Почему?
— Потому что для каждого оно своё, — тихо говорит Билл, и глаза его странно блестят.
Внезапно ты понимаешь весь смысл истории, странный порыв Билла отвести тебя в лес и, главное, его желание.
— Стой.
Он непонимающе на тебя смотрит, но продолжает идти вперёд. Тогда ты пытаешься вырваться из его рук, на мгновение забывая, насколько он сильный. Но Билл уже остановился и выпустил тебя из кольца тёплых объятий. Вокруг слишком мрачно — лунный свет еле-еле пробивается сквозь сросшиеся ветви исполинских деревьев.
— Что такое, Флёр?
— Я поня’а, ‘уда ты ме’я ведёшь. Не на’о.
Как всегда, когда нервничаешь, начинаешь проглатывать слова, отчего становится стыдно. Билл хмурится и складывает руки на груди, глядя на тебя с вызовом.
— Не надо, Билл. Ты… Я люблю тебя таким, какой ты есть. Ты для меня самый красивый на свете и другого я не хочу, пойми это, mon amour. Зачем тебе верить в какие-то сказки, когда можно просто поверить в меня, в нас, в нашего ребёнка…
Ты замолкаешь и испуганно смотришь на мужа. А потом начинаешь громко хохотать над его ошеломлённым видом. Наконец он неуверенно улыбается и начинает смеяться вместе с тобой; с деревьев испуганно взлетают птицы, а сова, сидящая на соседнем дереве, укоризненно ухает и скрывается в темноте.
— Почему же ты не сказала это раньше, а? — он подходит близко-близко, и ты понимаешь, как холодно и пусто было до этого. Хочется прижаться к нему и никогда не отпускать.
Ты пожимаешь плечами и чувствуешь, что нестерпимо хочется плакать. Билл мягко улыбается и целует тебя.
Когда через миллион секунд вы отрываетесь друг от друга, то вокруг вас плотное серебристое свечение.
— Смотри, — Билл кивает в скопление света, в котором уже можно различить маленькую фею, каких рисуют в детских книжках. — Я же говорил, что волшебство бывает.
Ты глупо улыбаешься.
@темы: Гарри Поттер, мини, от G до PG-13, гет